… После сорокового дня от смерти бабушки Марина, дочь её, стала разбирать вещи покойной и позвала меня — забрать что-нибудь себе на память. Уговаривала взять что-то из добротной, богатой стеклянной посуды. Но с забитым под завязку хрусталём сервантом у меня ничего не связано.

И я взяла картину: медная чеканка «Конёк-горбунок» — я помню ее с самого детства. Она висела прямо под часами напротив входа в спальню. Когда нас маленьких укладывали у бабушки спать на большую кровать, то сквозь небольшой просвет штор, которыми украшены дверные проёмы во многих квартирах советского времени, была видна именно эта картина. И сегодня, я, кажется, помню каждый свой взгляд на нее: начиная с раннего детства и кончая днём, когда я в последний раз видела бабушку живой...

Лучше и не вспоминать, но до того дня мы не были у моей бабушки Валентины где-то месяца два — это очень долго. Для человека, который живет один… Который дышит только визитами близких — это очень долго. У нас, молодых, всё дела, заботы: как всё успеть, как управиться с проблемами и сделать как можно больше дел. Всё это кажется нам таким важным, таким насущным и не заменимым… А потом, когда теряешь кого-то… кто больше никогда к тебе не вернётся… Это самое насущное становится самым что ни на есть пустым и бессмысленным.

Как беспомощен старый человек, когда его вмиг скручивает тяжёлая болезнь! У меня ненормальной тогда почему-то возникла асоциация новорожденный: когда без взрослых, здоровых людей ты ничего не можешь. А я никогда не видела бабушку вот такой: наполовину парализованной, с ужасными хрипами из лёгких… И я ничем не могу ей помочь! Абсолютно ничем… Последнее: сжала её холодную руку в своей руке и сказала несколько ободряющих слов, еще не веря тогда, что меньше, чем через двенадцать часов эти слова ей уже не будут нужны....

А когда все случилось… снова заботы. Похороны, поминки, девять дней, сорок… И только после вот этих сорока дней туман начал рассеиваться. Тот шоковый туман, в который впадают люди после смерти близкого. Видимо, он появляется для того, чтобы облегчить близким потерю. И тогда боль утраты мы начали чувтсвовать в полной мере. Ладно — я, внучка… Марине вот нисколько не было легче. Она рассказывала, как совсем не могла находиться в одиночестве, наедине со своими мыслями — сразу куда-то исчезал весь воздух, становилось нечем дышать. Она мне потом еще очень много рассказывала, когда мы с ней вместе после отпевания (заочно отпевали) ездили на кладбище — я много не знала о своей бабушке. Не знала, как о человеке.

Не знала — и никогда не интересовалась — какую музыку она любит, какие книги? Какой цвет её любимый и что снится ей по ночам? Каким было её детство? Что особенно замечательного она сохранила о нем в памяти? Почему?.. Почему о всяком человеке никогда не думаешь столько при жизни, как при смерти его? Почему ему надо умереть для того, чтобы ты начал много размышлять о нем и о ваших отношениях?.. Ведь такое бывает не так уж редно между людьми, согласитесь...

До меня только сейчас начинает доходить… очень тихо, ненавязчиво так… каким человеком была моя бабушка. Она всегда соединяла нас всех. Родственников — дальних и близких. Через нее мы узнавали о жизни друг друга. У нее в гостях могли встретиться и обменяться приветствиями и улыбками. А сейчас?.. Разве станем мы видеться теперь, когда нет уже с нами человека, который был связующим звеном? Нет, конечно, мы просто будем жить своей жизнь, в которую пускаем только людей со сходными интересами. Не факт, что это будут родственники, даже близкие...

Я только теперь начинаю понимать смысл её советов. Когда она, желая в очередной раз примирить меня с матерью, увещевала меня, будто бы гладила словами по моей упрямой макушке:«Ну прости ты её, окаянную! Ну у нее характер такой, видишь? Ты же у нас не такая. Ты же добрая девочка. Ну прости...» Мне тогда в этом «добрая» чудилось такое бессилие… Моё бессилие. Будто бы это «добрая» не сможет мне в жизни никак пригодиться. Только теперь я понимаю, что во мне только на том все и зиждется. Не было бы этого «добрая», на которое указала мне бабушка, пропало бы всё...

Она же, бабушка, сама того не ведая, указала мне на мою гордыню, которую я перманентно выпячиваю перед родителями моего мужа. Убрать её и все наладится.

Я уже не говорю о том, сколько в моём детстве было сделано!.. Об этом, кстати, рассказывала здесь уже, отдельным постом.

Ещё я забрала высохшего жука-носорога. О, это целая история, на которой выросло не одно поколение детей! Когда моему папе было восемнадцать лет, они всей семьёй ездили на озеро в ночевкой. Сидели ночью у костра, и на папино плечо уселся этот самый жук. Тогда они забрали жучилу домой, подержали его некоторое время. А потом он умер и высох. Так и стоял с тех пор в серванте, рядом с конфетной вазочкой. И для каждого приходившего в гости к бабушке ребенка вынимался, давался в руки («Осторожненько придерживай, детка») в сопровождении с приведенной историей. Нам, малышам, он всегда такой диковиной казался) В наших краях носороги — редкость. Вот и глазели. И рассуждали и спорили, кто и сколько еще не подержал насекомое. Был бы жук живой, давно бы куда-нибудь смылся от назойливой детворы)). Теперь этот красавец стоит в моём серванте и, показывая его всем желающим, историю о семейном походе буду рассказывать я...

И всё-таки Марине удалось всучить мне большую хрустальную конфетницу, хоть я и упиралась руками и ногами. Чтож, значит, так надо.

Взяла так же большую групповую фотографию папиного курса техникума. В старинной, покарёженной временем рамке, она много лет провисела на стене в бабушкиной спальне… Но забрала ее скорее для мамы. Отдам сама… Мать не пошла «за воспоминаниями». У нее с этой раздачей почему-то иные ассоциации, нежели у меня...

Сейчас пишу и почему-то накрыло чувственное воспоминание: когда мы в детстве гостили у бабушки, казалось, что за стенами ее квартиры — совсем другой мир. Будто, как только мы заходили к ней, окружающая реальность менялась, все становилось другим: каким-то спокойным, добрым, светлым. Об этом говорила и радиостанция «Маяк», незамолкавшая в радио-розетке, и журналы «Здоровье» восьмидесятых годов, которые нам велено было аккуратно листать и в нужно порядке складывать, и бабушкины разговоры — всегда только о хорошем, будто зла и фальши вовсе не существует в этом мире. Тепло, уютно, сыто. Светло, заботливо, спокойно. Не хотелось уходить оттуда. Никогда. А сейчас я понимаю — в этой квартире мне уже не появиться больше. Никогда. Марина сдала её.

Но пусть! Я сама говорила ей неоднократно: я хочу, чтобы в бабушкиной квартире кто-то жил. Хоть кто, кто угодно. С детства в нас выработался рефлекс: идешь мимо бабушкиного дома, и если не можешь забежать в гости, то хоть глянь на окна и помаши рукой — бабушка с дедушкой всегда сидели у окошка и отвечали нам улыбкой и приветственным взмахом ладошки. Или, если что-то срочное к нам, кричали в форточку, чтобы мы забежали на минутку. Бабушка бросала с балкона мешочки с конфетами и яблочками — ей было тяжело выходить на улицу, почти тридцать лет больные ноги. Сейчас все это только в памяти… Но я хочу, чтобы эта квартира не умирала вместе с бабушкой. Я хочу, чтобы в ней поселилась жизнь. Чтобы идёшь утром с ребенком в садик, а там горят окна — люди собираются на работу. Чтобы кто-то маячил на балконе и поливал цветы на подоконнике. Чтобы в этой спальне плакал ребенок, а в ванной шумела машинка-автомат, и на кухне от плиты разносились ароматные запахи. Бабушка пекла такие пироги!.. Мне таких больше никогда не попробовать....

Вот так. Вроде бы получилось у меня собрать в кучу все мысли, роившиеся в голове последние два месяца. А если что-то забыла написать, значит, так и надо...

Я не успела многое ей рассказать. Что Катенька теперь ходит в садик, что Алена изучает иностранный язык и носит настоящие оценки, не то, что в первом классе. Что у меня с Вовкой всё налаживается, и что, вероятно, стану работать в иконной лавке нашего храма. Что я знаю теперь, как нужно жить, изо всех сил стремлюсь к этому, черпая силы из Вечного. Что я люблю её, наконец… Мою дорогую, единственную бабушку...

Тот алоэ, о котором я спрашивала — это бабушкин. Я забрала его на сороковой день. Пока кантовала да пристраивала — отвалились два нижних листка. Я перекрутила их, выжала сок и смешала один к одному с медом. Дала своему уже давно кашляющему и почти неспавшему ребенку одну чайную ложку — и ребенок первый раз за последние недели спал спокойно всю ночь. Бабушка позаботилась о ней)....

Я ничего не сделала для нее в своей жизни. Наоборот, заставляла только переживать за меня. Многократно...

Марина сказала: а ей и не надо было ничего, только бы приходили. Только бы навещали любящее сердце. Говорили с ней, рассказывали, давали обнять. Я помню, как она впервые брала на руки сначала Алёнку, потом Катюшку и говорила «Человек родился!». Как жадно прислушивалась она к Катиному первому лепетанию, чтобы уловить голосок, послушать его. Как ждала она всегда моих ребятишек «Умру и не повидаю»… Её первые и единственные правнучки.

… А жизнь в очередной раз изменилась. Даже мой муж заметил, что я стала другой. Осень итак всегда какое-то переломное время, а тут еще такое… горе.

Теория калейдоскопа. Если убрать из колеса стёклышко одного цвета, то там все равно будут складываться красивые узоры — разноцветные звезды, причудливые узоры, геометрические фигуры. И кто-то будет радоваться и ахать от изумления. Красиво… Но тому, кто родился с этим калейдоскопом в руках и привык к полноте, идеальности и многообразию его красок — всегда… всегда будет чего-то не хватать.

Вечная память.

Придирка-подкол. И косой взгляд. Это ожидание ответа на провокацию. Чтобы сцепиться и вновь разругаться, поскандалить.

Молчу. Будто не ко мне.  Хотя отчетливо понимаю. что ко мне и с прямым намерением.

И этот взгляд...

Там что-то сидит. То, от чего страдает и он. И никак не может избавиться от этого.

А мне иногда бывает так жутко, что боюсь подойти к нему.  Вдруг укусит...

Нужно как-то лечить это. Но как?.. Я стараюсь лишний раз не подходить, не трогать, не просить, не отвлекать. Если сам обращается — спокойно, без намёка на грубость или даже просто повышенный тон, отвечаю и молчу дальше.

Терпение поможет, я знаю. Терпение и любовь. Нежное отношение и забота, не смотря ни на что.

*ошибки и опечатки исправлять не хочу — нет сил*

Я не могу точно сказать, что происходит. Но снова пришла пора беспросветных придирок и ковыряний. То ли вступило ему в голову старое. То ли случилось что-то новое. То ли просто все не ладится. Или здоровье подкачало. Он, как все мужчины, скрытен, считая, что может справиться без меня. Может быть, это и так. Только мне беспокойно очень.

А сегодня он стонал и разговаривал во сне, чего вообще-то никогда не бывает. Мне становится страшно. И еще он даже внешне как-то изменился...

Что-то происходит, не иначе. И я даже предположить боюсь, что...

Это правило прежде всего распространяется на меня. А там — пользуйтесь им, если считаете нужным. Или не пользуйтесь, если для вашей жизни оно лишнее.

Не суди. Никогда, никого. Ты — никто. Точно такой же никто, как и тот, кого ты дерзнул осудить. А, может, и похуже. И не делай никому пакостей и не твори несправедливость. Даже в мелочах и незначительностях. Потому что всё возвращается. Абсолютно всё. А иногда в десятикратных количествах.

Сегодня кое-что произошло. Не стану всё рассказывать… Но мне показалось, что со мной поступили несправедливо. Я даже оскорбилась вначале и придумала план отмщения. Долго разорялась вслух на эту тему, помянула то, как сама когда-то с кем-то послупала так же, но не в столь жестокой манере и...

ОП-ПА! Вот оно и всплыло! Сама когда-то  делала так же несправедливо. Обвиняла, осуждала, оБсуждала, унижала человека. Презирала даже. А теперь сама оказалась в шкуре этого же человека. Только эта шкура изнутри еще жгучим ядом облита, потому что кроме самой обиды присутствует стыд от того, что сама так же поступала когда-то...

И аж слёзы горькие полились. Горькие, больные, стыдливые и… очищающие. Потому что тот, кто познает свои ошибки и платит за них — он очищается и немножко, пусть самую крошечную малость, светлеет.

Я поспешила хоть немножко исправить свою вину. Отдала долг, за который меня… Не, не буду.

Сколько! Сколько всего страшного в своей жизни я наделала! Если вот так ко мне все это будет возвращаться… Я боюсь даже думать об этом. Животный страх сразу же завладевает моим разумом.

Никогда никого не судите. Никогда и ни с кем не послупайте по несправедливости. Даже если вам кажется, что это будет правильным для вас. Всегда ставьте себя на место другого, того, кому делаете больно — ненароком, заведомо ли. И стремитесь исправлять свои ошибки, сами ищите способа (более щадящего) платить за них. Эти ошибки — они не исчезают во времени и пространстве. Они всегда ищут удобного случая, чтобы вернуться к нам

Я тут вспомнила....

Плохо, когда не знаешь, как нужно жить. Когда не видишь, что кому-то нужна. Не понимаешь ситуации и правильного выхода из нее. Плохо, когда подсказать тебе некому. И совершаешь ошибку за ошибкой, думая, что если броситься в пропасть, то уже ничто не важно...

Но если после этой «пропасти» ты не погибнешь, то будет еще хуже.

Когда находишься в тупике, время как будто останавливается. Кажется, как будто дальше уже ничего не будет. Но в то же время удивляешься: а у других-то людей жизнь идет. Тогда почему я стою на месте?

Мне знакомо это чувство — 12 лет назал оно преследовало меня. Потому что у меня не было цели в жизни и я не знала, какой должна быть эта жизнь, чтобы быть правильной. Зато были ошибочные приоритеты и ложные идеалы. Вероятно, не все из них и сегодня выкорчеваны. Однако я знаю, в каком направлении двигаться. Плохо, что тогда, годы назад, некому было подсказать мне...

Но, может быть, мне нужно было через это пройти, чтобы сейчас понимать, как важно для человека знать верную для себя жизнь? Может, и этот опыт тоже нужен. Ведь сказано же "… силою берётся...". И если бы я знала все то, что знаю сейчас, — тогда, никакого проку бы не вышло?...

Сложно судить сегодня.

Но тем, кому кажется, что время остановилось я могу посоветовать: нельзя унывать. Нужно обдумывать все способы, все варианты развития событий, даже бредовые, даже кажущиеся неправильными.

Война. Опять война. Не хочу больше.

Я всю жизнь пытаюсь со всеми воевать, чтобы непременной вышло по-моему. Пытаюсь изменить обстоятельства и людей. Но из этого выходить только одна нервотрепка. На этот раз я остановилась. Можно же попробовать брать своё не нахрапом, а… по-доброму? А если не выходит — то так тому и быть.

Ведь и все войны в мире происходят от несмирения. От обид друг на друга и безкомпромиссности. А сколько страдает от этих войн?...

И даже в ссоре с между двумя люди страдают двое — разве это хорошо и правильно?

Думается: надо добиваться своего. Но зачем? В моей ситуации я ничего не потеряю, если уступлю и просто обращусь и попрошу человека по-доброму.  Если он не проникнется, значит, так тому и быть. Значит, я перед ним тоже виновата.

Война — не всегда выход. Даже из самой сложной ситуации.

 
Читающая женщина таинственней,
Красивей говорящей во сто крат
И снова представляется единственной,
С которой познакомиться я рад.

Какое трепетанье под ресницами,
Как опьяняет вздрагиванье губ.
За нежно шелестящими страницами
Слежу, как самый рьяный книголюб.

Сейчас узнаю, чья она поклонница,
Заговорю, приняв серьезный вид,
И вмиг очарование окончится.
Поскольку и она заговорит.

( Александр Бобров )

Мы ждали тебя еще пару дней назад. Ты должен был прийти тогда, в Великий Праздник. Но тогда ты был дождем и в связи с мокрым летом на тебя уже просто не обращали внимания. Но вот сегодня ты решил заявить о себе.

Сначала редкими снежинками, потом небольшими хлопьями — и вот уже ты открылся и… пошёл во всю мощь. Выгнал со двора рабочих, собирающихся ставить новые опоры под энерго-магистраль.  Заставил поплотнее захлопнуть окна, чтобы не пустить в дом морозную сырость, что ты принёс с собой. Равеселил ребятишек, хлюпающих по слякоти пока еще осенними ботиночками — они стали весело перебрасываться мокрыми снежками, совершенно неплевав на холод и промозглость.

А в квартире стало светлее, словно включились дополнительные источники освещения, которые летом не работали. И снова появился этот запах — запах отопления. Он особенно слышен в сочетании с морозной свежестью.

Забегая вперед на несколько месяцев, я подумала об электрической гирлянде, что пылится в одной коробке с ёлочными игрушками и мишурой.  Но это пока было бы уже слишком))) Оставлю на потом.

И все же снег — это всегда новая жизнь. Потому что он засыпает грязь и пыль, давая надежду на что-то, лучшее предыдущего.

День моего рождения — не тот, что написан в паспорте. На два дня раньше на самом деле. И знает об этом ограниченное число людей. Но даже с ними я стараюсь не говорить об этом...

Каждый год, именно в этот день я вспоминаю всю правду. Точнее, даже не правду, а истинное положение вещей. Я никому не лгу — просто стараюсь не зацикливаться. Но иногда всё же думаю… о Ней.

Кто она? Как живет? Где работает? Есть у нее дети?.. Что она любит, о чем мечтает и сожалеет в этой жизни? Какой она человек? И… жива ли она вообще?

Я почему-то стараюсь не думать о причинах её давнего поступка. Я не хочу анализировать и рыться в чужих грехах. Люди меняются, и это не редкость, вопреки всем банальностям, которые выдумали вечно депрессирующие параноики… Изменилась и она — почему-то в этом я не сомневаюсь.

Я так хочу нашей встречи — если она вообще возможна — что даже не задумываюсь о том: а Ей-то она нужна? Или Она давным давно стёрла из памяти короткий эпизод, который, как ей тогда казалось, изменит ее жизнь к худшему?

Сколько я еще буду об этом думать? Наступит ли когда-нибудь развязка? Столкнет ли жизнь двух людей, которые много лет назад разлучились по воле глупого, ужасного решения...

Или смирюсь окончательно.

Какая же я всё-таки идиотка! Ведь сто раз же сама себя убеждала: ну не надо мне туда ходить! Не моё это… То есть, моё, но только не в этой компании.

С чего я взяла, что смогу найти среди них тех, у кого можно чему-нибудь поучиться? Почему решила, что эти встречи что-то изменят в моей жизни?.. Не изменилось ничего, кроме того, что опять теряю своё время, которого у меня итак в обрез.

Это всего всего лишь кучка выпендрёжных людей, которые начинают презиВрать тебя, если хоть в чем-то их превосходишь. Причем, превосходишь не умышленно, не выставляясь, — а это как-то само собой происходит. Пытаешься наладить беседу, думаешь, что к твоим мыслям добавят ещё что-нибудь дельное. А тебе хамят и всячески опускают, высмеивают.

Я ничего не понимаю. Ведь когда-то все так хорошо начиналось....

Больше не хочу. Потому что обидно. К чему вообще все эти сборища, если твоё мнение (которое просят озвучивать, на минуточку) все равно никому не нужно? Хотя изначально все создано, чтобы эти самые разные мнения выслушивать.

Не зря говорят: молчание — золото. Видно и вправду, никогда ни перед кем блистать особо не стоит. Всегда найдется человек, которому даже весьма скромное твоё и заурядное мнение будет, как кость в горле